Том 20 - Страница 178

К оглавлению

178

Отметим мимоходом, что Фрэнсис Стюарт, внук и единственный потомок последнего графа Босуэла, который был внуком Иакова V Шотландского, оказался в таких стесненных обстоятельствах, что действительно в тот период служил в лейб-гвардии рядовым, о чем сообщает нам в своих «Мемуарах» Критон, его товарищ. Больше ничего о нем не известно, и черты характера, которыми он наделен в романе, полностью вымышлены.

Белфур и Мортон вместе покидают деревню, и по пути Белфур открывает юноше, что он старый друг его отца; услышав литавры и трубы приближающегося кавалерийского отряда, он просит Мортона приютить его в доме его дяди в Милнвуде. Здесь, подобно Дон-Кихоту, критиковавшему анахронизмы раешника маэсе Педро, мы просим сообщить нашему романисту, что кавалерия никогда не выступает ночью под музыку, как и мавры из Сансуэньи никогда не били в колокола. Следует заметить, что, согласно жестоким и деспотическим законам того времени, предоставив другу отца убежище — а по-человечески ему невозможно было в этом отказать, — Мортон рисковал навлечь на себя суровую кару, которой подвергались все, кто принимал у себя или укрывал людей, находящихся вне закона. По суровому распоряжению правительства, на непокорных кальвинистов был наложен запрет, равный aquae et ignis interdictio гражданского законодательства, и тот, кто нарушал его, помогая злосчастному беглецу, становился соучастником преступления и наравне с преступником подлежал наказанию. Еще одно обстоятельство усугубляло риск, которому подвергал себя Мортон. Пахарь леди Маргарет Белленден, по имени Кадди Хедриг, был вместе с матерью изгнан из замка Тиллитудлем за отказ явиться с оружием в руках на военный смотр, что заставило заменить его Гусенком Джибби, к великому посрамлению отряда леди Маргарет, как мы видели выше. Старуха описана как фанатическая ультрапресвитерианка, сын — как отсталый шотландский мужлан, хитрый и смекалистый в доступных ему областях, тупой и безразличный во всех остальных; он почитает мать и любит свою милую — разбитную горничную из замка, но не умеет как следует выразить эти чувства словами. То, что этот честный селянин, получив военный приказ, покорно поддался бабьему влиянию, было характерно не только для его среды. У Фаунтенхола мы узнаем, что когда тридцати пяти наследникам из графства Файф в 1680 году было приказано предстать перед Тайным советом за то, что они не явились в королевское ополчение на конях и при полном вооружении, оправдания многих смахивали на те, которые мог бы привести в свою защиту Кадди. «Балканкуал из Балканкуала объяснил, что у него украли коней, но он не решился заявить об этом, опасаясь вызвать недовольство жены»; «А Юнг из Керктона ссылался на опасную болезнь своей супруги, которая стала бы горько проклинать его, если бы он покинул ее; он уверял, что ей грозили преждевременные роды в случае его отъезда».

После тайных переговоров с прекрасной Эдит Белленден Мортон вынужден, по просьбе молодой девушки, ходатайствовать перед дядей и его фавориткой домоправительницей о принятии обоих изгнанников в Милнвуд в качестве слуг. Все домочадцы сидят за столом, когда к ним врываются солдаты для домашнего обыска; такие насильственные вторжения в частные дома были им разрешены и даже поощрялись. Общий рисунок и колорит этой сцены очень характерны для нашего автора, и поэтому мы считаем нужным ее привести.

...

Пока слуги отворяли ворота и впускали солдат, отводивших душу проклятиями и угрозами по адресу тех, кто заставил их зря прождать столько времени, Кадди успел шепнуть на ухо матери:

— А теперь, сумасшедшая вы старуха, оглохните, как колода, — ведь и мне случалось оглохнуть от ваших речей, — и дайте мне говорить за вас. Я не желаю вкладывать свою шею в петлю из-за болтовни старой бабы, даже если она моя мать.

— Медовый мой, милый, я помолчу, чтобы не напортить тебе, — зашептала в ответ старая Моз. — Но помни, мой дорогой, что кто отречется от слова, от того и слово отречется…

Поток ее увещеваний был остановлен появлением четырех лейб-гвардейцев во главе с Босуэлом.

Они вошли, производя страшный грохот подкованными каблуками необъятных ботфортов и волочащимися по каменному полу длинными, с широким эфесом, тяжелыми палашами. Милнвуд и домоправительница тряслись от страха, так как хорошо знали, что такие вторжения обычно сопровождаются насилиями и грабежами. Генри Мортону было не по себе в силу особых причин: он твердо помнил, что отвечает перед законом за предоставление убежища Берли. Сирая и обездоленная вдова Моз Хедриг, опасаясь за жизнь сына и одновременно подхлестываемая своим неугасимым ни при каких обстоятельствах пылом, упрекала себя за обещание молча сносить надругательства над ее религиозными чувствами и потому волновалась и мучилась. Остальные слуги дрожали, поддавшись безотчетному страху. Один Кадди, сохраняя на лице выражение полнейшего безразличия и непроницаемой тупости, чем шотландские крестьяне пользуются порою как маской, за которой обычно скрываются сметливость и хитрость, продолжал усердно расправляться с похлебкой. Придвинув миску, он оказался полновластным хозяином ее содержимого и вознаградил себя среди всеобщего замешательства семикратною порцией.

— Что вам угодно, джентльмены? — спросил Милнвуд, униженно обращаясь к представителям власти.

— Мы прибыли сюда именем короля, — ответил Босуэл. — Какого же черта вы заставили нас так долго торчать у ворот?

— Мы обедали, и дверь была на запоре, как это принято у здешних домохозяев. Когда бы я знал, что у ворот — верные слуги нашего доброго короля… Но не угодно ли отведать немного элю или, быть может, бренди, или чарку канарского, или кларета? — спросил он, делая паузу после каждого предложения не менее продолжительную, чем скаредный покупщик на торгах, опасающийся переплатить за облюбованную им вещь.

178